Меня всегда удивляло, как другие люди воспринимают смерть и все, что с ней связано. Наверное, все дело в моем воспитании. Когда-то давно, когда я была ребенком и спрашивала про смерть, мама говорила мне, что это момент перехода, изменения. Никто не врал мне про то, что я буду жить вечно, и смерть меня никогда не коснется, и про то, что та собачка просто убежала в лес. Мама рассказывала мне про перерождение. Почему-то я помню ее рассказы, как что-то очень естественное, что-то, что я всегда в глубине души понимала.
Так сложилось, что многие умирали в моем присутствии - животные и птицы, мой кот и даже моя мама. Я видела этот момент перехода, видела, как что-то меняется - что-то уходит, что-то остается. Потери делали мне больно, но почему-то у меня никогда не было протеста "почему сейчас?", "почему так рано?" У меня никогда не возникало вопроса "почему люди умирают?"
Говоря откровенно, мир, в котором вообще нет смерти - нет освобождения от "я" и нет трансформации - до сих пор кажется мне чем-то по-настоящему ужасным: ничего нельзя потерять и потому ничто не имеет ценности, нет смысла желать или добиваться, потому что рано или поздно в вечности все придет само. Ничто не уходит, и потому ничему новому нет места. Ты продолжаешь существовать, существовать, ограниченный самим собой, и ты никогда от себя не освободишься.
Гусеница, которая никогда не превратится в бабочку.
Наверное, с самого детства я привыкла доверять смерти. Просто верить, что она всегда приходит вовремя - мирная или страшная, болезненная или спокойная. Мой старший друг, благородная серая госпожа. Смерть почему-то не ассоциируется у меня с черным. Для меня она ассоциируется с серым - жемчужно серым, как туман, почти белым, или же свинцово-серым, как дождевые облака, но никогда с черным и никогда с красным.
Я очень люблю кладбища. Они совершенно не вяжутся у меня ни с готическим мрачняком, ни с зомби. Для меня это места тишины, покоя, мира. Печаль висит над ними, как полупрозрачная вуаль. На кладбищах много всего обитает: призраки и воспоминания; облачка горя и все, что они притягивают; собаки, птицы и деревья, которые выросли на трупах, но все они живут в своем, словно припорошенном пеплом мире, который по каким-то причинам все же кажется мне родным.
Так сложилось, что многие умирали в моем присутствии - животные и птицы, мой кот и даже моя мама. Я видела этот момент перехода, видела, как что-то меняется - что-то уходит, что-то остается. Потери делали мне больно, но почему-то у меня никогда не было протеста "почему сейчас?", "почему так рано?" У меня никогда не возникало вопроса "почему люди умирают?"
Говоря откровенно, мир, в котором вообще нет смерти - нет освобождения от "я" и нет трансформации - до сих пор кажется мне чем-то по-настоящему ужасным: ничего нельзя потерять и потому ничто не имеет ценности, нет смысла желать или добиваться, потому что рано или поздно в вечности все придет само. Ничто не уходит, и потому ничему новому нет места. Ты продолжаешь существовать, существовать, ограниченный самим собой, и ты никогда от себя не освободишься.
Гусеница, которая никогда не превратится в бабочку.
Наверное, с самого детства я привыкла доверять смерти. Просто верить, что она всегда приходит вовремя - мирная или страшная, болезненная или спокойная. Мой старший друг, благородная серая госпожа. Смерть почему-то не ассоциируется у меня с черным. Для меня она ассоциируется с серым - жемчужно серым, как туман, почти белым, или же свинцово-серым, как дождевые облака, но никогда с черным и никогда с красным.
Я очень люблю кладбища. Они совершенно не вяжутся у меня ни с готическим мрачняком, ни с зомби. Для меня это места тишины, покоя, мира. Печаль висит над ними, как полупрозрачная вуаль. На кладбищах много всего обитает: призраки и воспоминания; облачка горя и все, что они притягивают; собаки, птицы и деревья, которые выросли на трупах, но все они живут в своем, словно припорошенном пеплом мире, который по каким-то причинам все же кажется мне родным.
Комментариев нет:
Отправить комментарий